— Нет, ничего покрепче не надо, — сказала Саманта. — Чай — это самое то.
На кухне стоял огромный дубовый стол и деревянные стулья с высокими спинками. Они выглядели как мебель для великанов. Во всяком случае, Джереми почувствовал себя маленьким мальчиком, усаживаясь на этот стул, настолько он был большим. Да и сама кухня отличалась просто невероятными по современным меркам размерами. В одной ее части стояли несколько высоких буфетов и огромная плита, которой, по всей видимости, давно никто не пользовался. На стенах были развешаны ковши и сковородки. В другой части кроме дубового стола — раковина, маленькая современная плита с духовкой и два небольших шкафчика. Видимо, мистер Макартур пользовался только этой половиной кухни.
— Да, когда-то семья у нас была огромная, — сказал старик, проследив за взглядом Джереми. — А теперь я один остался. Дом, конечно, для меня одного великоват, но переезжать я никуда не хочу. Доживу здесь, а там пусть что хотят с ним, то и делают. — Он махнул рукой.
— Было бы здорово, если бы тут открыли музей, — сказала Саманта.
Она помогала мистеру Макартуру накрывать на стол.
— Да кому это надо, — хмыкнул старик.
— Как это кому! — возмутилась Саманта. — Это всем интересно. У вас же тут сплошной антиквариат и настоящая история. Этот дом остался почти таким, как при первых поселенцах.
— Да, когда-то мои предки приехали сюда из Шотландии. Тому уже скоро двести лет.
— А вы бывали когда-нибудь в Шотландии? — спросила Саманта.
Она уже успела все расставить, вскипятить чайник и разлить чай по чашкам.
— Бывал, а как же. У меня там родственников — целая деревня.
— Ну и как? Вам понравилось? Я хочу сказать, вы, наверное, с самого детства слышали рассказы о Шотландии, а потом там оказались. Все было так, как вы представляли?
— Я понимаю, о чем ты спрашиваешь, девочка. Не разочаровался ли я? Сам не знаю. Конечно, я не ожидал, что там до сих пор все ходят в килтах и с кинжалами, засунутыми в гольфы, и с утра до вечера играют на волынках, но все же… Что-то такое у меня в голове было. А они оказались обычными людьми. Такими же, как ты и я.
— Люди везде одинаковые, — сказала Саманта. — Наверное.
— Люди — да. Но вот природа… Когда я забрался в горы, один, без сопровождающих, залез на вершину, окинул взглядом все вокруг, вот тогда я и понял, что такое Шотландия. Сердцем почувствовал. — Старик ударил себя кулаком в грудь.
— А вам не захотелось там остаться? — спросил Джереми.
— Поначалу были такие мысли. Но потом я рассудил, что Нью-Хэмпшир ничем не хуже Шотландии, и наши горы, и наши болота тоже вполне сойдут.
— В Шотландии много разных легенд, — осторожно начала Саманта. — Я слышала, там и привидения водятся, в старых замках. И вообще, всякие странные вещи бывают…
— Странные вещи везде случаются, и не надо за этим ездить в Шотландию.
— А вы знаете какие-нибудь местные легенды? — спросила Саманта.
— Легенды — это то, что неправда? — спросил старик с хитрой ухмылкой.
— Ну, не знаю. — Она растерянно пожала плечами.
— Не знаю, кто что врет, а при мне случилась одна история…
Джереми и Саманта замерли, боясь спугнуть свою удачу.
— Ты, наверное, знаешь деревню Миддл-Хаммок, — обратился Макартур к Саманте.
Та молча кивнула.
— Миль десять до нее будет, а то и больше. Раньше туда ходили пешком, через лес да болото. — Он помолчал. — Мне тогда лет десять, наверное, было. Так вот, это болото называли Ведьминым. Не знаю почему. Видно, были причины. И через это болото ночью, да даже и в сумерках, ходить никто не решался. Говорили, там бродят неприкаянные души тех, кто не похоронен по христианскому обычаю.
Макартур отхлебнул чаю из своей чашки и продолжил рассказ.
— Был у меня дядька, брат отца. Отчаянный был человек. Молодой, горячий. Не боялся ни черта, ни бога. Присмотрел он себе невесту в Миддл-Хаммоке, ну и стал к ней ходить. Ходил, когда у него выходные выдавались. А выходные тогда были нечасто, не два раза в неделю, как сейчас. Работы было по горло: лес валили, распиливали его на доски. Они уже и день свадьбы назначили. Летом это было, в августе. Задержался он там однажды допоздна, сидели они с отцом невесты, пили, обсуждали, как свадьбу играть будут. Тут стемнело, а темнеет летом у нас поздно, почти что в полночь. Дядька домой засобирался. Отец невесты ему говорит: «Не ходи, оставайся, заночуешь на сеновале». А он: «Да нет, пойду, утром на работу». Невеста в крик: «Не пущу тебя через Ведьмино болото!» Если б смолчала, он, может, и остался бы. А тут гордыня его обуяла. «Меня, — говорит, — бабушкиными сказками не испугаешь». И пошел. Невесту оставил почти что в обмороке.
Голос рассказчика, со старческой хрипотцой, лился неторопливо, плавно, действуя на слушателей завораживающе. Саманта сидела за высоким столом, подперев голову ладонью, и не отрываясь смотрела на старого шотландца. Поза ее была напряженной, глаза слегка расширены, губы напряженно сжаты. Джереми тоже поддался охватившему его интересу, но не забывал время от времени с еле заметной улыбкой поглядывать на Саманту.
— Как сейчас помню тот день, — продолжал Макартур. — Вернее, ночь уже была. Заявился мой дядька домой после полуночи. Ввалился в дверь, лицо перекошено, глаза застывшие, как у покойника, руки трясутся, сам весь белый и мычит что-то, слова сказать не может. Вся семья сбежалась. Ну и мы, дети, тоже. Хоть и пытались нас прогнать, куда там. Очухался потом дядька, рассказал, что с ним было. «Вышел я, — говорит, — из дому невесты, сделал несколько шагов, и так вдруг жутко мне стало, просто мороз по коже. Никогда ничего не боялся, а тут вдруг трясусь от страха, как в лихорадке. Хоть обратно поворачивай. Но не идти же, в самом деле, обратно! Позору не оберешься. Что я баба, что ли, темноты бояться? Ну и пошел себе дальше. Иду, тишина, никого, ничего, только луна в небе светит. Огромная, как колесо, и яркая такая, так что тропинку прекрасно видно. Да я бы и с закрытыми глазами там не заблудился. Сто раз ходил через это болото, правда, всегда днем… Иду, болото уже началось, под ногами хлюпает, ну я смотрю под ноги, на всякий случай. А потом… поднимаю я глаза и вижу — стоят. По бокам от тропинки. Белые, полупрозрачные, на людей похожи… Только лиц у них нету. Стоят, руками машут, как будто к себе зовут. И тишина такая, что в ушах звенит. Я замер на месте, ни жив, ни мертв. Стою, как каменный, и не могу пошевелиться. Потом как-то взял себя в руки, пошел. Иду, смотрю под ноги, на них не смотрю. А они за мной. То сзади, то вперед забегают и все руками машут, машут… Так почти до самого дома и шли. Только, когда на нашу улицу ступил, отстали, кажется. Да я не оглядывался. Не знаю, как до дома дошел». Закончил он рассказ, ковшик воды выпил и стал раздеваться. Тут мы и увидели, что у него вся одежда, которая на нем была, наизнанку вывернута… — закончил старик почти шепотом.